— Ну, что там у нас? — поинтересовался Сэмсон Тегг, разглядывая в трубу шебеки. — Вижу трех недорезанных козлов… Сейчас мы их опустим рожами в дерьмо! Во имя Бога, Сына и Святого Духа!
Магрибцы, кажется, заметили фрегат, но в бегство не пустились, а повернули навстречу. Ветер дул для них противный, но был слаб, и шебеки шли теперь на веслах. Их бесполезные паруса поползли вниз, на палубах, у мелких пушек, засуетились люди в фесках и чалмах, и над морем раскатился рокот барабанов. Вскоре темп ударов стал быстрей, заставляя гребцов выкладывать все силы; теперь три узких хищных корабля точно летели над волками, и встречный бриз, раздувавший запальные фитили, относил за корму клочья сизого дыма.
— Наглые!.. — пробормотал Тегг. — Пальнуть из носового орудия? Что скажешь, капитан?
— Не нужно. Идут прямо на нас, и пугать их не стоит. Хорошо бы пройти между двух галер и ударить по палубам картечью… Но аккуратно, чтобы не задеть надстройки на юте.
— Сделаем! — кивнул бомбардир, приподнимая бровь. — Думаешь, это Караман? Думаешь, с ним наши и Шейла?
Серов пожал плечами:
— Не знаю. Если в самом деле Одноухий, то Шейла вряд ли с ним — ни к чему тащить в море женщину на пятом месяце. А вот наши могут оказаться на этих посудинах — внизу, на гребных скамьях.
— Я их не задену, капитан, — сказал Тегг, сбежал по трапу и скрылся в люке.
Серов велел Рику спускаться с мачты и принести его шпагу и пистолеты. Потом объявил команде, чтоб не забыли о пленных, пообещав особый приз за предводителя и за любого турка в богатых одеждах. Скорость сближения фрегата и шебек была слишком велика, и, по совету ван Мандера, он приказал спустить паруса на фоке и гроте. Внизу, орудийной палубе, слышался зычный голос Тегга, скрип пушечных станков и лязг ядер, что катились в пушечные жерла.
Пиратские суда шли треугольником: две шебеки впереди, на дистанции полукабельтова друг от друга, а третья шебека, более крупная, окрашенная в синий цвет, держалась ярдах в двухстах за передовыми кораблями. Серов изучал ее в трубу, пытаясь вспомнить, была ли лоханка Карамана синей. На палубе он видел турка в огромной чалме, судя по властным жестам — рейса, но разглядеть его черты не удавалось за дальностью расстояния. Подзорная труба сильно уступала цейссовскому биноклю.
Марсовые, спустив паруса, сидели на реях с мушкетами, упираясь спинами в мачты, чтобы не сбросило отдачей после выстрела. Над ними свисали канаты. Разрядив мушкет, стрелок перелетал на вражеское судно с тесаком в зубах и превращался в бойца абордажной команды. Опасный фокус, но пришедшие с Серовым с Карибов владели им в совершенстве.
Барабаны, подгонявшие гребцов, вдруг сбились с ритма — видно, пираты заметили «Дятла» и «Дрозда». Эти галеры были такими же, как магрибские шебеки, и вражеским рейсам выпала тяжелая задача: сообразить, что происходит. Быстро, не теряя времени! Может быть, фрегат удирал от судов правоверных и вдруг напоролся на новую, их флотилию; но, возможно, две шебеки рядом с ним — в союзе с христианами и охраняют корабль. Выбор между жизнью и смертью! Идти вперед или пускаться в бегство?.. Секунды шли, весла пенили воду, шесть кораблей сближались, срок решения истекал — и вот последняя капля скользнула в клепсидре судеб: «Ворон» очутился между пиратскими судами.
Серов поднял клинок с крестообразной рукоятью, запрокинул лицо к небу. Ввиду изрядной скорости фрегата и шебек, молитва была коротка:
— Да будет к нам милостив Господь! И пусть пошлет нам этих нехристей в добычу! — «А мне — одноухого гада», — добавил он про себя и рявкнул: — Картечью… огонь!
Дружно взревели пушки, сметая бойцов с вражеских палуб и круша фальшборт, мачты и реи. Серов бросился вниз, к абордажным ватагам, а на мостике уже распоряжался шкипер, приказывал живо спускать кливера и паруса с бизани. Теперь «Ворон» двигался по инерции, замедляя ход и целясь острым бушпритом в синий пиратский корабль. Столкновение казалось неизбежным, но в последнее момент ван Мандер отвернул, и тут же затрещали весла, ломаясь о корпус фрегата. Полетели крюки, грохнул залп мушкетеров, «Ворон» потащил за собой шебеку, и вдруг ее низкий борт и заваленная телами палуба оказались совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Снова затрещали выстрелы — на этот раз с мачт фрегата; сидевшие там корсары били прицельно, истребляя канониров и тех, кто был еще способен оказать сопротивление. Не пришибли бы рейса, мелькнуло у Серова в голове. В следующий миг он ринулся со всей своей ордой на магрибское судно, выстрелил в грудь одному противнику, проткнул горло другому и очутился у люка, ведущего на гребную палубу.
Оттуда несло густой вонью, как из нечищеного нужника. Сумрак полнился хрипами, криками, проклятьями на десяти языках, мольбами о помощи; кто-то во весь голос читал молитву на латыни, кто-то стонал под ударами плети — резкий свист рассекаемого воздуха и влажный хлопок о кожу завершались мучительным воплем. То был ад, пекло в миниатюре, устроенное одними людьми для других.
Серов сунул за пояс разряженный пистолет, вытянул другой, с пулей, и, морщась от смрада, начал спускаться. Рик и кто-то еще — кажется, Черч из нового пополнения — шли за ним с мушкетами наперевес. Низкое и мрачное подпалубное пространство занимало середину корабля; в центре тянулся помост, вровень с ним, по обе стороны, виднелись скамьи для гребцов, заполненные невольниками. Картина была знакомой: разинутые в крике рты, выпученные глаза, спины и плечи в багровых рубцах, поникшие в ужасе головы, зловоние и грязь. «Дева Мария, — пробормотал Черч за спиной Серова, -Дева Мария, заступница!» Месяца не прошло, как он сидел на такой же скамье и, обливаясь кровавым потом, гнулся над веслом.