«Ворон» - Страница 52

— Не важно, за сколько дойдем, важно, что встретим, — возразил Серов. — Помнишь келью под дворцом магистра — ту, с картами и рисунками? Помнишь, о чем мы говорили?

— Такое я не забываю, клянусь троном Сатаны, — буркнул Тегг. В самом деле, будучи человеком подозрительным, забывчивостью он не страдал и замечал любую мелочь. К людям он относился так же, как чрезвычайные «тройки» сталинских времен: всякий был в его глазах виновен и обязан доказать свою благонадежность.

Они молча следили за юркими шебеками, за бригантиной, купленной Серовым в феврале, и за большими орденскими галерами. Там спустили в воду весла, по тридцать с каждого борта, и скорость флотилии увеличилась. Пожалуй, теперь суда делали пять или шесть узлов. — Кстати, о разговоре в той келье… Ты что-нибудь придумал, Андре? — наконец поинтересовался Тегг. — Ты говорил… как это называется по-ученому?., о пре… при…

— О превентивных мерах, — подсказал Серов. — Придумал, Сэмсон. Вон она, одна из моих придумок.

Он показал взглядом на шкафут, где люди Брюса Кука возились с мушкетами и точили тесаки. Вооружились они не до зубов, а по самые брови: у каждого два пистолета и мушкет, пороховые гранаты, сабля, пара метательных ножей, кинжал и топорик. Брюс прохаживался между шлюпками, загромождавшими палубу, следил, как чистят стволы и набивают порохом глиняные кувшины.

— Как бы у парней кишка не лопнула или пупок не развязался, — сказал Тегг. — Тащить такую кучу груза… Не надорвутся по жаре?

— Жары не будет, ночью пойдут и с минимальным запасом провианта, — пояснил Серов и, усмехнувшись, добавил по-русски: — Ничего, лоси здоровые!

— Что ты сказал?

— Сказал, пусть пояса подтянут, тогда пупок будет в целости.

— И чем займется эта шайка?

— Прикроет высадку мальтийцев. В первую очередь конницы.

— Вот как! Об этом ты мне ничего не говорил.

— Ну, так сейчас говорю.

— Где мы их высадим?

— У скал на северном побережье. Примерно в двух милях от места, где с галер сойдут мальтийцы.

Лоб Тегга пошел морщинами.

— Плохой берег! На картинках, что мы разглядывали, камни торчат из самой воды. На шлюпках трудно подойти!

— Надо постараться. Чем хуже берег, тем меньше вероятность, что нас там ждут.

— Хмм… Ты в этом уверен? В том, что ждут?

— Такой расклад не исключается. Мы ведь это обсуждали, Сэмсон.

Тегг кивнул. Глядя в его хмурое сосредоточенное лицо, Серов перенесся в мыслях на пять недель назад, когда они, явившись во дворец магистра, спустились в подвал, в тайную камеру с главными сокровищами ордена. Запах сухой древесины, старинных пергаментов и бумаги снова коснулся его ноздрей, вспыхнули свечи в медных шандалах, добавив к смеси запахов аромат воска, и сгорбленный брат-библиотекарь поднял крышку одного из сундуков. Он опять услышал его голос, увидел, как морщинистые руки бережно касаются свитков, раскрывают кожаные футляры с желтоватыми листами, перебирают их, гладят и ласкают…

* * *

— Здесь, дети мои, карта и листы с изображениями Джербы. — Голос брата-библиотекаря шуршал, как сухие листья под ветром. На вид этому монаху было лет восемьдесят, но держался он прямо, а его руки в старческих пигментных пятнах не потеряли былой гибкости. — Карта передает очертания острова и его берега, ибо во внутренних областях наши лазутчики не побывали, а кто побывал, тот не вернулся. Не было на это Божьего соизволения! Но виды с моря удалось зарисовать. Вот город на юге и крепость, что у неверных именуется касбой, вот северные гавани и поселения, вот рисунки скалистых и пологих мест вдоль побережья, бухт и камней, что торчат из воды. А вот еще…

Он выкладывал на большой стол все новые и новые листы, а Серов с интересом оглядывал подземную келью. Обшитое дубовыми досками помещение казалось довольно просторным, хотя у стен в три ряда громоздились сундуки. Судя по приятному аромату, их изготовили из кедра и стянули полосами бронзы; к каждому сундуку была прибита дощечка с надписью на латыни, a крышка запиралась на тяжелый замок. Ключи висели у пояса монаха, но, видимо, не все — сундуков насчитывалось с полсотни, а ключей — десятка два. Воздух в келье был сухим, плесени нигде не замечалось, и по верху стен темнели продухи — похоже, этот подвал специально оборудовали для хранения старинных документов.

Тегг и ван Мандер, пришедшие с Серовым, уже склонились над картой и рисунками, а он все смотрел на запертые сундуки. Вероятно, в них таилась письменная история ордена за шесть столетий, секретные донесения шпионов, дарственные грамоты и послания пап, а также всех европейских государей, начиная с эпохи Крестовых походов, постановления капитула, записи о каждом рыцаре, погибшем в бою или умершем в своей постели, и многое, многое другое. Для историков — бесценный архив! Где он теперь? Сохранился ли в скитаниях между Мальтой, Россией и Италией? Или захвачен Наполеоном и вывезен во Францию?..

Серов вздохнул. Ответы на эти вопросы были ему неизвестны.

— Оставляю вас тут, дети мои, — сказал брат-библиотекарь. — Запасные свечи, бумага, перья и чернила, буде понадобятся вам, здесь, в этом шкафу, а вот шнур с колокольчиком. Дерните, и я вас выпущу.

Старик удалился. Загрохотали засовы на тяжелой двери, пламя свечей колыхнулось и снова застыло. Тегг сунул нос в шкафчик, стоявший в углу, пробормотал недовольно:

— Вот оно, монашеское жлобство! Все есть, кроме вина! Чем глотку промочить? Чернилами?

Он вернулся к столу, и теперь они втроем склонились над картой. По периметру остров был окружен римскими цифрами от единицы до ста сорока, и эти цифры повторялись на листах бумаги, так что не составляло труда отыскать рисунки многих мест на побережье. Изображались они разными людьми, но все, по мнению Серова, были неплохими рисовальщиками. На гравюрах он видел скалы и галечные пляжи, утесы, торчащие из воды и омываемые волнами, малые и большие бухты, одни пустые, другие заполненные пиратскими судами. Крепость, выходившая к морю, изображалась со всеми подробностями: башни, стены, врата и десятки бойниц, а в самых больших — круглые пушечные жерла. Для сравнения рядом с воротами были пририсованы часовые с кривыми саблями, в арабских бурнусах, и Серов прикинул, что высота стен — метров шесть-восемь, а башен — около двенадцати.