Негромко заржали лошади — их, уже оседланных, с шорами на глазах, заводили на плоты.
— Вы не торопитесь, сэр? — спросил Дольф Хансен, разглядывая передовой отряд, уже выбиравшийся на берег. — Если, как вы предполагали, тут засада, сарацины могут перещелкать наших парней.
— Не думаю. Сейчас отплывут плоты с лошадьми, и вот тогда начнется! Но они не успеют. — Серов, прищурившись, поглядел на солнце. — Брюс уже у них в тылу.
Он словно видел это, видел безмолвных людей, что растянулись в цепь и шагают к берегу, высматривая врага, видел готовые к стрельбе мушкеты, грозные лица корсаров, тусклый блеск палашей и секир, пороховые гранаты с тлеющими фитилями. Никто из засевших в холмах не уйдет — может, лишь крикнуть успеет, ужаленный сталью или свинцом… Это предчувствие было таким ярким и сильным, что кровь ударила Серову в виски; он стиснул кулак, грохнул им о планшир и зашипел от боли.
Его движение будто породило лавину звуков: за холмами грянул мушкетный залп, послышались вопли — «Алла! Алла!» — и сразу раздались взрывы, сухой треск пистолетов и лязг клинков.
— Отряд Брюса атакует, — сказал Серов, чувствуя, как разливается в груди спокойствие. — Они уже бросили гранаты… Сэмсон, если будет нужда, ты достанешь до тех холмов картечью?
Тегг с подозрением покосился на Абдаллу, замершего у штурвала, и пробурчал:
— Далековато для картечи… Но, с Божьей помощью, достану.
— Тогда иди к пушкам и жди команды.
Тегг исчез. Открывать орудийный огонь Серов не спешил — грохот залпа раскатился бы на несколько миль, оповестив врага о начале вторжения. Мушкетные выстрелы и взрывы пороховых гранат звучали не так громко и скрадывались рельефом местности.
Де Пернель построил свой отряд в шеренгу и скорым шагом двинулся к холмам. Судя по воплям и звону сабель, за ними шла ожесточенная схватка — сорок молодцов Брюса Кука сражались с неведомой численности противником. Серов полагал, что в засаде могли находиться двести или триста человек и что половину уложили гранатами, а также из пистолетов и мушкетов. Значит, на каждого десантника пришлось двое-трое сарацин; вполне приемлемое число для отборной корсарской команды.
От галер отплыли плоты — на каждом по четыре коня, рыцари в кирасах и моряки, гнавшие плоты к берегу. Это были мощные сооружения, изготовленные по указанию Серова: большие винные бочки, связанные канатами, с прочным деревянным настилом. Лошади, чувствуя надежную опору, стояли спокойно, только дергали ушами, когда за холмистой грядой слышался выстрел или особо пронзительный крик.
На вершинах замелькали среди камней фигуры дерущихся, потом волна магометан, преследуемых десантниками, покатилась вниз, прямо на шеренгу бойцов де Пернеля. Тот вскинул шпагу, и его отряд остановился; полторы сотни мушкетных стволов глядели на бегущих, и темные их зрачки сулили смерть.
— Молодец Брюс, выбил их с позиции, — пробормотал Серов. — Вот что, лекарь, отправляйся-ка на берег. Будут раненые, и ты понадобишься там.
Хансен поклонился и сбежал на шканцы. Шеренга, которой командовал де Пернель, разразилась беглым огнем. Корсары били из мушкетов и пистолетов, в спины отступающим стреляли люди Кука, и магрибцы, зажатые между двумя отрядами, падали, как колосья под серпом. Их было около сотни, но ни один не добрался до берега и не скрестил саблю с бойцами, стоявшими на пляже. Их шеренга сломалась, корсары ринулись на поверженных врагов, добивая их ударами приклада, тесака или секиры. Десантники не спешили покинуть холмы и, убедившись, что драться не с кем, стали исчезать за каменистыми вершинами. Зачем, для Серова не было тайной — там лежали сотни трупов мусульман, убитых при неожиданной атаке. Начиналось самое святое — грабеж.
Солнечный диск наполовину погрузился в море, когда плоты один за другим ткнулись в берег. Лошади занервничали, ощутив запах крови, их начали выводить на усыпанный галькой пляж, и топот сотен копыт заглушил людскую перекличку. От галер плыли шлюпки, набитые пехотинцами, и Серов, заметив в первой лодке командора Зондадари, спустился с высокого квартердека на палубу. Марк Антоний, стоявший у средней банки, махал ему шляпой — видно, хотел перемолвиться словом.
Из люка вылез Сэмсон Тегг, поглядел на берег, где корсары раздевали мертвецов, и ухмыльнулся:
— Не пригодились мои пушки… А жаль!
— Еще постреляешь, — пообещал Серов. — Ночь пройдет, и будешь палить из всех орудий.
Лодка Марка Антония стукнулась о борт фрегата. Командор приподнял шляпу; его смуглое лицо сияло, глаза горели воодушевлением.
— Поздравляю, мессир капитан! Вы были правы, нас поджидала засада. Но вы — настоящий стратег! Дар предвидения — вот что делает воина истинным полководцем! Auspicia sunt fausta!
— Я плохо знаю латынь и потому не могу насладиться вашим последним комплиментом, — сказал Серов.
— Это изречение свидетельствует, что начало положено доброе. Хвала Господу! И да будет с вами Его благословение! — Он перекрестил Серова и оттолкнулся от борта.
— Благословение! — пробурчал вслед ему Тегг. — На кой дьявол! Лучше бы к нашей доле прибавил… скажем, не поровну делиться, а шесть к четырем… Как-никак, у нас большие пушки, а на их лоханках — просто пукалки!
Пехота ордена, вслед за всадниками, ступила на берег. Шлюпки поплыли к галерам за пополнением, капитаны сотен начали строить своих бойцов, и повсюду, на кораблях и на суше, разгоняя сумерки, зажглись факелы и фонари. Солдаты продолжали высаживаться при их зыбком свете. Хоть их называли мальтийцами, но смуглых, похожих на арабов уроженцев Мальты насчитывалось среди них немного — больше наемников из Генуи и Милана, Франции, Испании и Швейцарии, из Британии и германских земель. Они были дисциплинированными бойцами — проверяли оружие и походную кладь, быстро разбирались по сотням, и вскоре темная масса, шевелившаяся на суше, разбилась на три колонны, возглавляемые всадниками. Серов видел, как в свете факелов и восходящей луны поблескивает металл кирас и шлемов и вьются по ветру флажки на пиках капитанов. Наконец высадка закончилась. Два небольших отряда зашагали на запад и восток, к поселениям на северном берегу, третий, более многочисленный — его задачей была атака крепости — стал подниматься на холм. Дождавшись, когда смолкнут цокот копыт и скрип гальки под сапогами, он окликнул Хрипатого, велел отправляться на сушу и прекратить грабеж. До рассвета оставалось около пяти часов — только-только обогнуть остров и обрушиться на укрепления магометан.