«Ворон» - Страница 59

В сравнении с этой картиной смерти и бедствий, дом Карамана казался оазисом покоя и тишины. Направившись во двор вместе со своей свитой, Серов увидел дюжину корсаров, сидевших в тени под пальмами, и полтора десятка служанок и слуг, закутанных в бурнусы, хаики и покрывала, — эти жались в углу, бросая на страшных пришельцев испуганные взгляды. Ни Шейлы, ни людей Уота Стура, ни каких-либо других невольников тут не нашлось, и осознав этот факт, Серов нахмурился и помрачнел. «Может быть, они в доме?..» — мелькнула мысль.

При появлении капитана пираты поднялись. Трое были давними знакомыми — Жак Герен, Мортимер и немой Джос Фавершем; имена и прозвища остальных, пришедших в последние месяцы, смешались в памяти Серова.

— Где? — выдохнул он, чувствуя, как пересохло горло. — Где наши?

— Прах и пепел! Нет никого, капитан! — зачастил Мортимер. — Ни Хенка, дружка моего, ни Тиррела, ни Уота, ни других парней! Яма на заднем дворе пустая и…

— Заткнись, — сказал Серов. — Пусть говорит Жак.

— Пустая яма, сэр, — повторил Герен. — Здоровая такая, двадцать рыл можно засунуть, но пустая. Был тут кто из наших, не был — пока непонятно. Эти, — он кивнул в сторону слуг, — только по-своему балабонят. Но дом мы обыскали.

— И что?

— Не похоже, чтобы здесь держали женщину, знатную леди вроде нашей Шейлы. — Герен опустил глаза. — Я сожалею, капитан… Глупцы твердят, что женщина на корабле не к добру, но она… она приносила нам удачу. Еще когда была мисс Шейла Брукс.

— Мы ее вер-рнем, — прохрипел боцман за спиной Серова. — Ее, Уота и его р-ребят! Всем сар-рацинам пустим кр-ровь, а вер-рнем!

Серов скрипнул зубами и на мгновение закрыл глаза. «Вер-рнем! Вер-рнем!» — звучало у него в ушах, било в виски, словно вопль попугая. «Вернем», — произнес он про себя, стараясь успокоиться, и поднял взгляд на Герена:

— Где Брюс? И чем он занят?

— В доме, капитан. Беседует с управляющим этого гадючника. А парни… хм-м… ну, шарят в комнатах.

— Хрипатый и ты, Абдалла, пойдете со мной. Остальные могут передохнуть.

Серов повернулся и зашагал к арке входа, украшенной синими цветочными узорами. Просторная комната за ней носила следы тщательного обыска и вдумчивого грабежа: у стены стопкой составлены серебряные подносы, рядом — кувшины из того же благородного металла, небольшая шкатулка с монетой, забитый тканями сундук, сваленные грудой сабли и пистолеты, несколько свернутых ковров. Около этого добра стоял на страже Алан Шестипалый.

— Неплохо, — пробурчал Хрипатый. — Тысяч на двенадцать потянет. — Он выудил из-за пазухи еще одну бутылку рома и протянул Серову. — Не хочешь подкр-ре-питься, капитан? Больно р-рожа у тебя бледная.

Серов молча глотнул и переступил порог, очутившись во внутреннем дворике. Сюда выходили двери и окна десятка комнат, у задней стены зеленел развесистый платан, а под ним, на вымощенном плиткой полу, стояла пара диванов — из тех, что в двадцатом веке назывались оттоманками. Дворик казался довольно большим, и в его середине было нечто наподобие бассейна, который Серов вначале принял за фонтан. Но, очевидно, до таких изысков местная техническая мысль не дошла, и над поверхностью воды в круглом каменном водоеме не поднималась ни единая струя.

У этого сооружения стоял Брюс Кук и задумчиво разглядывал чью-то спину в турецком узорчатом халате. Его обладателя держали, завернув локти за спину, Люк Форест и Колин Марч; голова пленника находилась в воде, и, судя по тому, как дергались тощие ноги в остроносых туфлях, ему это не слишком нравилось.

Увидев Серова, Хрипатого и Абдаллу, Кук радостно ощерился и приказал:

— Вынимайте, парни, эту вошь. Пусть капитан на него глянет.

Люк и Колин дернули страдальца вверх. То был костлявый щуплый турок лет пятидесяти; он задыхался и кашлял, пучил глаза и хрипел что-то неразборчивое. Вода стекала по бритой голове на бороду и усы, пятнала халат, и так уже наполовину мокрый, растекалась лужей возле ног. На пирата этот человек не походил, и, вероятно, под его командой были не воины с саблями, а слуги с вениками.

— Ну, в чем тут у нас сложности? — поинтересовался Серов, осматривая пленника.

— Человеческих слов не понимает, — доложил Брюс Кук. — Я его спрашиваю: где Караман, козел Одноухий? Где девушка-красавица и двадцать наших камерадов? Где Карамановы шебеки? Где? Где? — С каждым «где» Брюс дергал турка за бороду. — На английском спрашиваю, на французском и даже на чертовом кастильском, прости Господь мне этот грех! Не понимает, краб вонючий! Может, на дереве подвесим и разведем под пятками костерок? Или макать его дальше?

«Первый раз вижу, чтобы так учили языкам», — подумал Серов, а вслух сказал:

— Макать не надо. Пусть отдышится, и Абдалла с ним побеседует. Ну-ка, Люк, похлопай его по спине.

Люк хлопнул, заставив турка согнуться в три погибели. Наконец тот перестал кашлять, уставился на Брюса, пробормотал «эфенди» и что-то еще, совсем непонятное.

— Просит пащады у гаспадина, — невозмутимо перевел Абдалла.

— Вот господин! — Кук показал на Серова. — Большой-пребольшой эфенди! Не ответишь ему, огрызок, к шайтану попадешь!

Упав на колени, турок заговорил, мешая слова с хрипами и кашлем. Абдалла слушал, склонив голову к плечу и поглаживая рукоять сабли. На турка мавр глядел без всякого сочувствия.

— Мурад его прэзренный имя, — сказал он. — Он… как это на англиски?.. хазяин двор?..

— Дворецкий или управляющий, — подсказал Серов. — Что еще он говорит?

— Он клястся, что нэ ходил в морэ, нэ брал чужой корабл, нэ обижал сынов Христа… только чут-чут, кагда они сидэт в яма. Просыт милости, мой капитан. Турэцкий сабака! — В темных глазах Абдаллы сверкнула ненависть.